Колите сукины сыны но дайте протокол

Я был и слаб и уязвим, дрожал всем существом своим,
Кровоточил своим больным истерзанным нутром, —
И, словно в пошлом попурри, огромный лоб возник в двери
И озарился изнутри здоровым недобром.

Я был и слаб и уязвим, дрожал всем существом своим,
Кровоточил своим больным истерзанным нутром, —
И, словно в пошлом попурри, огромный лоб возник в двери
И озарился изнутри здоровым недобром.
Но властно дернулась рука: «Лежать лицом к стене!» —
И вот мне стали мять бока на липком топчане.
А самый главный — сел за стол, вздохнул осатанело
И что-то на меня завел, похожее на «дело».
И что-то на меня завел, похожее на «дело».
Вот в пальцах цепких и худых смешно задергался кадык,
Нажали в пах, потом — под дых, на печень-бедолагу.
Когда давили под ребро — как екало мое нутро!
И кровью харкало перо в невинную бумагу.
В полубреду, в полупылу разделся донага, —
В углу готовила иглу нестарая карга, —
И от корней волос до пят по телу ужас плелся:
А вдруг уколом усыпят, чтоб сонный раскололся?!
А вдруг уколом усыпят, чтоб сонный раскололся?!
Он, потрудясь над животом, сдавил мне череп, а потом
Предплечья мне стянул жгутом и крови ток прервал.
Я, было, взвизгнул, но замолк, — сухие губы на замок, —
А он кряхтел, кривился, мок, писал и ликовал.
Он в раж вошел — знакомый раж, — но я как заору:
«Чего строчишь? А ну, покажь секретную муру!..»
Подручный — бывший психопат — связал мои запястья, —
Тускнели, выложившись в ряд, орудия пристрастья.
Тускнели, выложившись в ряд, орудия пристрастья.
Я терт и бит, и нравом крут, могу — вразнос, могу — враскрут, —
Но тут смирят, но тут уймут — я никну и скучаю.
Лежу я, голый как сокол, а главный — шмыг да шмыг за стол —
Все что-то пишет в протокол, хоть я не отвечаю.
Нет, надо силы поберечь, а то ослаб, устал, —
Ведь скоро пятки станут жечь, чтоб я захохотал,
Держусь на нерве, начеку, но чувствую отвратно, —
Мне в горло сунули кишку — я выплюнул обратно.
Мне в горло сунули кишку — я выплюнул обратно.
Я взят в тиски, я в клещи взят — по мне елозят, егозят,
Все вызвать, выведать хотят, все пробуют на ощупь.
Тут не пройдут и пять минут, как душу вынут, изомнут,
Всю испоганят, изорвут, ужмут и прополощут.
«Дыши, дыши поглубже ртом! Да выдохни, — умрешь!»
«У вас тут выдохни — потом навряд ли и вздохнешь!»
Во весь свой пересохший рот я скалюсь: «Ну, порядки!
Со мною номер не пройдет, товарищи-ребятки!»
Со мною номер не пройдет, товарищи-ребятки!»
Убрали свет и дали газ, доска какая-то зажглась, —
И гноем брызнуло из глаз, и булькнула трахея.
И он зверел, входил в экстаз, приволокли зачем-то таз…
Я видел это как-то раз — фильм в качестве трофея.
Ко мне заходят со спины и делают укол…
«Колите, сукины сыны, но дайте протокол!»
Я даже на колени встал, я к тазу лбом прижался;
Я требовал и угрожал, молил и унижался.
Я требовал и угрожал, молил и унижался.
Но туже затянули жгут, вон вижу я — спиртовку жгут,
Все рыжую чертовку ждут с волосяным кнутом.
Где-где, а тут свое возьмут! А я гадаю, старый шут:
Когда же раскаленный прут — сейчас или потом?
Шабаш калился и лысел, пот лился горячо, —
Раздался звон — и ворон сел на белое плечо.
И ворон крикнул: «Nеvеrмоrе!» — проворен он и прыток, —
Напоминает: прямо в морг выходит зал для пыток.
Напоминает: прямо в морг выходит зал для пыток.
Я слабо поднимаю хвост, хотя для них я глуп и прост:
«Эй! За пристрастный ваш допрос придется отвечать!
Вы, как вас там по именам, — вернулись к старым временам!
Но протокол допроса нам обязаны давать!»
И я через плечо кошу на писанину ту:
«Я это вам не подпишу, покуда не прочту!»
Мне чья-то желтая спина ответила бесстрастно:
«А ваша подпись не нужна — нам без нее все ясно».
«А ваша подпись не нужна — нам без нее все ясно».
«Сестренка, милая, не трусь — я не смолчу, я не утрусь,
От протокола отопрусь при встрече с адвокатом!
Я ничего им не сказал, ни на кого не показал, —
Скажите всем, кого я знал: я им остался братом!»
Он молвил, подведя черту: «Читай, мол, и остынь!»
Я впился в писанину ту, а там — одна латынь…
В глазах — круги, в мозгу — нули, — проклятый страх, исчезни:
Они же просто завели историю болезни!
Они же просто завели историю болезни!

Источник

I. Ошибка вышла

Я был и слаб и уязвим,
Дрожал всем существом своим,
Кровоточил своим больным
Истерзанным нутром, —
И, словно в пошлом попурри,
Огромный лоб возник в двери
И озарился изнутри
Здоровым недобром.

И властно дернулась рука:
«Лежать лицом к стене!» —
И вот мне стали мять бока
На липком топчане.

А самый главный — сел за стол,
Вздохнул осатанело
И что-то на меня завел,
Похожее на «дело».

Вот в пальцах цепких и худых
Смешно задергался кадык,
Нажали в пах, потом — под дых,
На печень-бедолагу, —
Когда давили под ребро —
Как екнуло мое нутро!
И кровью харкало перо
В невинную бумагу.

В полубреду, в полупылу
Разделся донага, —
В углу готовила иглу
Нестарая карга, —

И от корней волос до пят
По телу ужас плелся:
А вдруг уколом усыпят,
Чтоб сонный раскололся?!

Он, потрудясь над животом,
Сдавил мне череп, а потом
Предплечья мне стянул жгутом
И крови ток прервал, —
Я, было, взвизгнул, но замолк, —
Сухие губы на замок, —
А он кряхтел, кривился, мок,
Писал и ликовал.

Он в раж вошел — знакомый раж, —
Но я как заору:
«Чего строчишь? А ну, покажь
Секретную муру!..»

Подручный — бывший психопат —
Связал мои запястья, —
Тускнели, выложившись в ряд,
Орудия пристрастья.

Я терт и бит, и нравом крут,
Могу — вразнос, могу — враскрут, —
Но тут смирят, но тут уймут —
Я никну и скучаю.

Лежу я, голый как сокол,
А главный — шмыг да шмыг за стол —
Все что-то пишет в протокол,
Хоть я не отвечаю.

Нет, надо силы поберечь,
А то уже устал, —
Ведь скоро пятки будут жечь,
Чтоб я захохотал,

Держусь на нерве, начеку,
Но чувствую отвратно, —
Мне в горло сунули кишку —
Я выплюнул обратно.

Я взят в тиски, я в клещи взят —
По мне елозят, егозят,
Все вызвать, выведать хотят,
Все пробуют на ощупь, —
Тут не пройдут и пять минут,
Как душу вынут, изомнут,
Всю испоганят, изорвут,
Ужмут и прополощут.

Читайте также:  Рецепты блюд при запорах и колитах

«Дыши, дыши поглубже ртом!
Да выдохни, — умрешь!»
«У вас тут выдохни — потом
Навряд ли и вздохнешь!»

Во весь свой пересохший рот
Я скалюсь: «Ну, порядки!
У вас, ребятки, не пройдет
Играть со мною в прятки!»

Убрали свет и дали газ,
Доска какая-то зажглась, —
И гноем брызнуло из глаз,
И булькнула трахея.
Он стервенел, входил в экстаз,
Приволокли зачем-то таз…
Я видел это как-то раз —
Фильм в качестве трофея.

Ко мне заходят со спины
И делают укол…
«Колите, сукины сыны,
Но дайте протокол!»

Я даже на колени встал,
Я к тазу лбом прижался;
Я требовал и угрожал,
Молил и унижался.

Но туже затянули жгут,
Вон вижу я — спиртовку жгут,
Все рыжую чертовку ждут
С волосяным кнутом.
Где-где, а тут свое возьмут!
А я гадаю, старый шут:
Когда же раскаленный прут —
Сейчас или потом?

Шабаш калился и лысел,
Пот лился горячо, —
Раздался звон — и ворон сел
На белое плечо.

И ворон крикнул: «Nеvеrмоrе!» —
Проворен он и прыток, —
Напоминает: прямо в морг
Выходит зал для пыток.

Я слабо поднимаю хвост,
Хотя для них я глуп и прост:
«Эй! За пристрастный ваш допрос
Придется отвечать!
Вы, как вас там по именам, —
Вернулись к старым временам!
Но протокол допроса нам
Обязаны давать!»

И я через плечо кошу
На писанину ту:
«Я это вам не подпишу,
Покуда не прочту!»

Мне чья-то желтая спина
Ответила бесстрастно:
«А ваша подпись не нужна —
Нам без нее все ясно».

«Сестренка, милая, не трусь —
Я не смолчу, я не утрусь,
От протокола отопрусь
При встрече с адвокатом!
Я ничего им не сказал,
Ни на кого не показал, —
Скажите всем, кого я знал:
Я им остался братом!»

Он молвил, подведя черту:
«Читай, мол, и остынь!»
Я впился в писанину ту,
А там — одна латынь…

В глазах — круги, в мозгу — нули, —
Проклятый страх, исчезни:
Они же просто завели
Историю болезни!

1975-1976

II. Никакой ошибки

На стене висели в рамках бородатые мужчины —
Все в очечках на цепочках, по-народному — в пенсне, —
Все они открыли что-то, все придумали вакцины,
Так что если я не умер — это все по их вине.

Мне сказали: «Вы больны», —
И меня заколотило,
Но сердечное светило
Ухмыльнулось со стены, —

Здесь не камера — палата,
Здесь не нары, а скамья,
Не подследственный, ребята,
А исследуемый я!

И хотя я весь в недугах, мне не страшно почему-то, —
Подмахну давай, не глядя, медицинский протокол!
Мне приятен Склифосовский, основатель института,
Мне знаком товарищ Боткин — он желтуху изобрел.

В положении моем
Лишь чудак права качает:
Доктор, если осерчает,
Так упрячет в «желтый дом».

Все зависит в этом доме оном
От тебя от самого:
Хочешь — можешь стать Буденным,
Хочешь — лошадью его!

У меня мозги за разум не заходят — верьте слову —
Задаю вопрос с намеком, то есть лезу на скандал:
«Если б Кащенко, к примеру, лег лечиться к Пирогову —
Пирогов бы без причины резать Кащенку не стал…»

Доктор мой не лыком шит —
Он хитер и осторожен.
«Да, вы правы, но возможен
Ход обратный», — говорит.

Вот палата на пять коек,
Вот профессор входит в дверь —
Тычет пальцем: «Параноик», —
И поди его проверь!

Хорошо, что вас, светила, всех повесили на стенку —
Я за вами, дорогие, как за каменной стеной,
На Вишневского надеюсь, уповаю на Бурденку, —
Подтвердят, что не душевно, а духовно я больной!

Род мой крепкий — весь в меня, —
Правда, прадед был незрячий;
Шурин мой — белогорячий,
Но ведь шурин — не родня!

«Доктор, мы здесь с глазу на глаз —
Отвечай же мне, будь скор:
Или будет мне диагноз,
Или будет — приговор?»

И врачи, и санитары, и светила все смутились,
Заоконное светило закатилось за спиной,
И очечки на цепочке как бы влагою покрылись,
У отца желтухи щечки вдруг покрылись белизной.

И нависло острие,
И поежилась бумага, —
Доктор действовал во благо,
Жалко — благо не мое, —

Но не лист перо стальное —
Грудь проткнуло, как стилет:
Мой диагноз — паранойя,
Это значит — пара лет!

1976

III. История болезни

Вдруг словно канули во мрак
Портреты и врачи,
Жар от меня струился как
От доменной печи.

Я злую ловкость ощутил —
Пошел как на таран, —
И фельдшер еле защитил
Рентгеновский экран.

И — горлом кровь, и не уймешь —
Залью хоть всю Россию, —
И — крик: «На стол его, под нож!
Наркоз! Анестезию!»

Мне обложили шею льдом —
Спешат, рубаху рвут, —
Я ухмыляюсь красным ртом,
Как на манеже шут.

Я сам себе кричу: «Трави! —
И напрягаю грудь. —
В твоей запекшейся крови
Увязнет кто-нибудь!»

Я б мог, когда б не глаз да глаз,
Всю землю окровавить, —
Жаль, что успели медный таз
Не вовремя подставить!

Читайте также:  Что нужно пить когда колит желудок

Уже я свой не слышу крик,
Не узнаю сестру, —
Вот сладкий газ в меня проник,
Как водка поутру.

Цветастый саван скрыл и зал
И лица докторов, —
Но я им все же доказал,
Что умственно здоров!

Слабею, дергаюсь и вновь
Травлю, — но иглы вводят
И льют искусственную кровь —
Та горлом не выходит.

«Хирург, пока не взял наркоз,
Ты голову нагни, —
Я важных слов не произнес —
Послушай, вот они.

Взрезайте с богом, помолясь,
Тем более бойчей,
Что эти строки не про вас,
А про других врачей!..

Я лег на сгибе бытия,
На полдороге к бездне, —
И вся история моя —
История болезни.

Я был здоров — здоров как бык,
Как целых два быка, —
Любому встречному в час пик
Я мог намять бока.

Идешь, бывало, и поешь,
Общаешься с людьми,
И вдруг — на стол его, под нож, —
Допелся, черт возьми!..»

«Не огорчайтесь, милый друг, —
Врач стал чуть-чуть любезней, —
Почти у всех людей вокруг
Истории болезней».

Все человечество давно
Хронически больно —
Со дня творения оно
Болеть обречено.

Сам первый человек хандрил —
Он только это скрыл, —
Да и создатель болен был,
Когда наш мир творил.

Вы огорчаться не должны —
Для вас покой полезней, —
Ведь вся история страны —
История болезни.

У человечества всего —
То колики, то рези, —
И вся история его —
История болезни.

Живет больное все бодрей,
Все злей и бесполезней —
И наслаждается своей
Историей болезни.

Источник

Am
Я был и слаб, и уязвим, дрожал всем существом своим,
A7 Dm
Кровоточил своим больным, истерзанным нутром.
Dm Am
И, словно в пошлом пупыри, огромный лоб возник в двери
E Am
И озарился изнутри огромным недобром.
A7 Dm
Но властно дернулась рука: «Лежать, лицом к стене!»
G C
И вот мне стали мять бока на липком топчане.
Dm Am
А самый главный сел за стол, вздохнул осатанело
Dm Am E Am
И что-то на меня завел, похожее на дело.
Dm Am E Am
И что-то на меня завел, похожее на дело.

Am
Вот в пальцах цепких и худых смешно задергался кадык,
A7 Dm
Нажали в пах, потом под дых, на печень-бедолагу.
Dm Am
Когда давили под ребро, как йокало мое нутро,
E Am
И кровью харкало перо в невинную бумагу.
A7 Dm
В полубреду, в полупылу разделся до нага,
G C
В углу готовила иглу не старая карга.
Dm Am
И от корней волос до пят по телу ужас плелся:
Dm Am E Am
«А, вдруг, уколом усыпят, чтоб, сонный, раскололся?»

Am
Он, потрудясь над животом, сдавил мне череп, а потом
A7 Dm
Предплечье мне стянул жгутом и крови ток прервал.
Dm Am
Я, было, взвизгнул, но замолк, сухие губы на замок,
E Am
А он кряхтел, кривился, мок, писал и ликовал.
A7 Dm
Он в раж вошел, знакомый раж, но я как заору:
G C
«Чего строчишь?! А ну покаж секретную муру».
Dm Am
Подручный, бывший психопат, вязал мои запястья,
Dm Am E Am
Тускнели, выложившись в ряд, орудия пристрастья.

Am
Я терт и бит, и нравом крут, могу в разнос, могу в раскрут,
A7 Dm
Но тут смирят, но тут уймут, я никну и скучаю.
Dm Am
Лежу я голый, как сокол, а главный шмыг, да шмыг за стол,
E Am
Все что-то пишет протокол, хоть я не отвечаю.
A7 Dm
Нет, надо силы поберечь, а то ослаб, устал.
G C
Ведь скоро пятки станут жечь, чтоб я захохотал.
Dm Am
Держусь на нерве, на чеку, но чувствую – отвратно,
Dm Am E Am
Мне в горло всунули кишку, я выплюнул обратно.

Am
Я взят в тиски, я в клещи взят, по мне елозят, егозят,
A7 Dm
Все вызнать, выведать хотят, все пробует на ощупь.
Dm Am
Тут не пройдут и пять минут, как душу вынут и замнут,
E Am
Всю испоганят, изомнут, ужмут и прополощут.
A7 Dm
«Дыши, дыши открытым ртом. Да выдохни – умрешь».
G C
«У вас тут выдохни, потом на вряд ли и вздохнешь».
Dm Am
Во весь свой пересохший рот я скалюсь: «Ну, порядки!
Dm Am E Am
Со мною номер не пройдет, товарищи-ребятки».

Am
Убрали свет и дали газ, доска какая-то зажглась,
A7 Dm
И гноем брызнуло из глаз, и булькнула трахея.
Dm Am
И он зверел, входил в экстаз, приволокли зачем-то таз,
E Am
Я видел это как-то раз, фильм «В качестве трофея».
A7 Dm
Ко мне заходят со спины и делают укол.
G C
«Колите, сукины сыны, но дайте протокол!»
Dm Am
Я даже на колени встал, я к тазу лбом прижался,
Dm Am E Am
Я требовал и угрожал, молил и унижался.

Am
Но туже затянули жгут, вон, вижу я, спиртовку жгут,
A7 Dm
Все рыжую чертовку ждут с волосяным кнутом.
Dm Am
Где-где, а тут свое возьмут, а я гадаю, старый шут –
E Am
Когда же раскаленный прут, сейчас или потом?
A7 Dm
Шабаш калился и лысел, пот лился горячо!
G C
Раздался звон, и ворон сел на белое плечо.
Dm Am
И ворон крикнул: «Never more!» — проворен он и прыток.
Dm Am E Am
Напоминает прямо в морг выходит зал для пыток.

Читайте также:  Симптом колит в левом боку

Am
Я слабо подымаю хвост, хотя для них я глуп и прост:
A7 Dm
«Эй, за пристрастный ваш допрос придется отвечать!
Dm Am
Вы, как вас там по именам, вернулись к старым временам,
E Am
Но протокол допроса нам обязаны давать».
A7 Dm
И я через плечо кошу на писанину ту:
G C
«Я это вам не подпишу, покуда не прочту!»
Dm Am
Мне чья-то желтая спина ответила бесстрастно:
Dm Am E Am
«А ваша подпись не нужна, нам без нее все ясно».

Am
Сестренка милая не трусь, я не смолчу, я не утрусь,
A7 Dm
От протокола отопрусь при встрече с адвокатом.
Dm Am
Я ничего им не сказал, ни на кого не показал,
E Am
Скажите всем, кого я знал, — я им остался братом!
A7 Dm
Он молвил, подведя черту, читай, мол, и остынь
G C
Я впился в писанину ту, а там одна латынь.
Dm Am
В глазах круги, в мозгу нули, проклятый страх – исчезни.
Dm Am E Am
Они ведь просто завели историю болезни.

Источник

Я был и слаб, и уязвим, дрожал всем существом своим,
Кровоточил своим больным, истерзанным нутром.
И, словно в пошлом пупыри, огромный лоб возник в двери
И озарился изнутри огромным недобром.
Но властно дернулась рука: «Лежать, лицом к стене!»
И вот мне стали мять бока на липком топчане.
А самый главный сел за стол, вздохнул осатанело&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp2 раза
И что-то на меня завел, похожее на дело.&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp /

Вот в пальцах цепких и худых смешно задергался кадык,
Нажали в пах, потом под дых, на печень-бедолагу.
Когда давили под ребро, как йокало мое нутро,
И кровью харкало перо в невинную бумагу.
В полубреду, в полупылу разделся до нага,
В углу готовила иглу не старая карга.
И от корней волос до пят по телу ужас плелся:
«А, вдруг, уколом усыпят, чтоб, сонный, раскололся?»

Он, потрудясь над животом, сдавил мне череп, а потом
Предплечье мне стянул жгутом и крови ток прервал.
Я, было, взвизгнул, но замолк, сухие губы на замок,
А он кряхтел, кривился, мок, писал и ликовал.
Он в раж вошел, знакомый раж, но я как заору:
«Чего строчишь?! А ну покаж секретную муру».
Подручный, бывший психопат, вязал мои запястья,
Тускнели, выложившись в ряд, орудия пристрастья.

Я терт и бит, и нравом крут, могу в разнос, могу в раскрут,
Но тут смирят, но тут уймут, я никну и скучаю.
Лежу я голый, как сокол, а главный шмыг, да шмыг за стол,
Все что-то пишет протокол, хоть я не отвечаю.
Нет, надо силы поберечь, а то ослаб, устал.
Ведь скоро пятки станут жечь, чтоб я захохотал.
Держусь на нерве, на чеку, но чувствую – отвратно,
Мне в горло всунули кишку, я выплюнул обратно.

Я взят в тиски, я в клещи взят, по мне елозят, егозят,
Все вызнать, выведать хотят, все пробует на ощупь.
Тут не пройдут и пять минут, как душу вынут и замнут,
Всю испоганят, изомнут, ужмут и прополощут.
«Дыши, дыши открытым ртом. Да выдохни – умрешь».
«У вас тут выдохни, потом на вряд ли и вздохнешь».
Во весь свой пересохший рот я скалюсь: «Ну, порядки!
Со мною номер не пройдет, товарищи-ребятки».

Убрали свет и дали газ, доска какая-то зажглась,
И гноем брызнуло из глаз, и булькнула трахея.
И он зверел, входил в экстаз, приволокли зачем-то таз,
Я видел это как-то раз, фильм «В качестве трофея».
Ко мне заходят со спины и делают укол.
«Колите, сукины сыны, но дайте протокол!»
Я даже на колени встал, я к тазу лбом прижался,
Я требовал и угрожал, молил и унижался.

Но туже затянули жгут, вон, вижу я, спиртовку жгут,
Все рыжую чертовку ждут с волосяным кнутом.
Где-где, а тут свое возьмут, а я гадаю, старый шут –
Когда же раскаленный прут, сейчас или потом?
Шабаш калился и лысел, пот лился горячо!
Раздался звон, и ворон сел на белое плечо.
И ворон крикнул: «Never more!» — проворен он и прыток.
Напоминает прямо в морг выходит зал для пыток.

Я слабо подымаю хвост, хотя для них я глуп и прост:
«Эй, за пристрастный ваш допрос придется отвечать!
Вы, как вас там по именам, вернулись к старым временам,
Но протокол допроса нам обязаны давать».
И я через плечо кошу на писанину ту:
«Я это вам не подпишу, покуда не прочту!»
Мне чья-то желтая спина ответила бесстрастно:
«А ваша подпись не нужна, нам без нее все ясно».

Сестренка милая не трусь, я не смолчу, я не утрусь,
От протокола отопрусь при встрече с адвокатом.
Я ничего им не сказал, ни на кого не показал,
Скажите всем, кого я знал, — я им остался братом!
Он молвил, подведя черту, читай, мол, и остынь.
Я впился в писанину ту, а там одна латынь.
В глазах круги, в мозгу нули, проклятый страх – исчезни.
Они ведь просто завели историю болезни.

Другие песни Владимир Высоцкий:

  • Осторожно! Гризли!
  • От скучных шабашей
  • Открытые двери больниц, жандармерий
  • Она на двор — он со двора
  • Передо мной любой факир — ну просто карлик

Все тексты Владимир Высоцкий

Источник