Лучшая фантастика xxi века кори доктороу
«Лучшая фантастика XXI века» — мощный сборник из 34 рассказов последних десятилетий, который способен дать хороший срез современной фантастики в мировом масштабе. Приятно, что издатели постарались и, во-первых, приблизили дизайн обложки к оригинальной, но сделали его всё равно непохожим. Во-вторых, добросовестно перевели вступительные слова составителей антологии, в которых кратко рассказывается о каждом из 34 авторов, попавших в список, а ещё более кратко, практически в двух словах, об основной концепции рассказа. Очень полезная вещь, учитывая, что даже самые ярые любители фантастики наверняка знают не все имена, так как не все они переводились. Хотя Питер Уоттс, к примеру, не нуждается в представлении. Жалко, что не переведено вступление оригинального издания — я не знаю, что там, мне просто интересно, так как русскоязычные издатели его выкинули. Может быть, ничего особенно полезного для русских читателей, поэтому и не взяли.
Итак, 34 рассказа, из которых 15 (то есть почти половина! чуть-чуть не хватает) написаны женщинами, больше 800 страниц достаточно убористого текста. Составители антологии постарались и расположили их в трудноуловимом, но интуитивно постигаемом порядке. Женские рассказы чередуются с мужскими, мягкая фантастика с жёсткой, похожие темы не стоят рядом друг с дружкой, а очевидные «звёзды» сборника расположены ближе к концу, но не самыми последними, чтобы хотелось быстрее к ним приблизиться. Географический принцип тоже повлиял на расположение: в самом начале сборника чётко показано географическое разнообразие и мультикультурность, а ближе к середине становится понятно, что всё равно большая часть авторов из США (или переехали в США), меньшая — из Британии и совсем немного из других стран, хотя при первом взгляде на фамилии может показаться, что неамериканцев куда больше. Русскоязычным составителям антологий надо поучиться бы у этих тактиков, ведь хорошее и правильное расположение текстов — совсем не лёгкая наука, но от неё во многом зависит интерес читателя. В таком большом сборнике главное не утомиться от однообразия и постоянно жаждать узнать, что же там дальше.
Почти о каждом рассказе можно написать полноценный отзыв, потому что они действительно хороши. «Середнячков» (по моему личному вкусу) гораздо меньше половины, а около трети рассказов я готова поставить высший балл. Для разнородной антологии — это огромный успех. Вообще, тексты наглядно показывают, что фантастика даже близко ещё себя не исчерпала (хотя в некоторых текстах и видится веяние уже читанного), а развитие мира лишь перемещает акценты в другие сферы интересы. Например, более яркой становится тема культуры, нации и самоопределения в мире со множеством рас, цветов кожи и воззрений. Много вопросов поднимается насчёт виртуального пространства, информационного шума и развития, биотехнологий. И, конечно, всегда остры философские вопросы, которые освещаются под разнообразными углами. В целом ощущается, что большинство подобных текстов не могло быть написано раньше, лет сорок назад, даже если в рассказе сугубая классика с космическими кораблями. Мир фантастической литературы неразрывно связан с окружающей нас реальностью.
Если любите фантастику и хотите быть в курсе современных веяний, то ознакомиться с этим книжным толстячком будет полезно. Можно узнать массу новых имён и искать романы любимцев уже по отдельности, всё же не единым Питером Уоттсом этот сборник живёт (хотя его рассказ, бесспорно, запредельная круть).
Источник
Тридцать четыре рассказа от авторов, получивших признание в XXI веке, на самые актуальные темы современной научной фантастики: человек и постчеловек, искусственный интеллект, исследования космоса и иных измерений.
21st Century Science Fiction
Межавторская антология
Жанр: научная фантастика
Составители: Дэвид Хартвелл, Патрик Нельсон Хейден
Выход оригинала: 2013
Переводчики: К. Егорова, О. Колесников
Издательство: АСТ, 2017
Серия: «Фантастика: классика и современность»
832 стр., тираж не указан
Похоже на:
антология «Научная фантастика: Ренессанс / Научная фантастика: Возрождение»
антология «Лучшая зарубежная научная фантастика»
На самом деле эта антология называется «Фантастика XXI века», что подчёркивает амбиции составителей: не просто собрать под одной обложкой самые звёздные имена, а исследовать и обозначить векторы развития современной НФ. Благо о «смерти научной фантастики» на Западе больше не говорят — она вполне освоилась в век, когда предсказания фантастов не успевают сбываться, настолько быстро всё происходит в науке, технике и социальной жизни. От современного фантаста требуется не просто знать слова «сингулярность» и «тест Тьюринга», но и держать руку на пульсе научных исследований. Поэтому темы большинства рассказов антологии перекликаются не с гипотетическим будущим, а с нашей современностью. Даже действие многих текстов происходит в настоящем.
Роботы, успешно имитирующие внешность и поведение человека, уже существуют не только в книгах — и авторы антологии предъявляют нам искусственный интеллект, сравнявшийся с человеком по уровню человечности, а то и превзошедший его. Роботы-космонавты в рассказе Джеймса Камбиаса «Сведение баланса» хоть и чтят три закона роботехники, но принимают решения самостоятельно. В «Наиболее близком» Женевьевы Валентайн андроиды оказываются способны на привязанность и даже ревность. В «Алгоритмах любви» Кена Лю героиня пытается понять мышление и эмоции человека, разрабатывая псевдоразумных кукол. А в одном из лучших текстов сборника, трогательной и печальной «Линии прилива» Элизабет Бир, именно машина — повреждённый и постепенно «умирающий» боевой робот — учит человеческим ценностям ребёнка-сироту.
Темы большинства рассказов перекликаются не с гипотетическим будущим, а с нашей современностью
Как изменится человек под влиянием биотехнологий — ещё один вопрос, который волнует авторов сборника. Чарльз Стросс в «Бродячей ферме» рисует устрашающих существ, которые когда-то были людьми, но добровольно изменили себя ради полётов к звёздам, и задаётся вопросом, стоит ли эта мечта подобных жертв. Меняет себя и астронавт-доброволец в «Эрозии» Йена Кризи — но не понимает, в какой момент на пути изменений он перестанет быть человеком. «Голос хозяина» Ханну Райаниеми делает главными героями модифицированных кошку и собаку — и их преданность хозяину противопоставляется предательству, на которое способны клонированные люди по отношению к своему «отцу». А ироничный рассказ Кори Доктороу «Паникёр», завершающий сборник, изображает «современного бога»: мультимиллионера, который обрёл физическое бессмертие и претендует на то, чтобы влиять на природу человека с помощью особых препаратов.
Впрочем, человека меняют не только достижения биологии, но и информационные технологии. У Карла Шрёдера («Бежать из далёкой Силении») описано, как из осколков личностей увязших в виртуальности людей рождаются совершенно новые, непознанные силы, а сетевые города и государства становятся влиятельнее реальных. Дэрил Грегори («Второе лицо, настоящее время») ставит эксперимент по полному стиранию личности и безуспешно пытается её восстановить. А Марисса Линген строит свою «Вычислительную эпидемию» на предположении: а что будет, если знания и воспоминания будут передаваться как вирусы?
Показательно, что в антологии немного текстов на темы, которые считаются «классическими» для фантастики. Рассказов о контактах с инопланетянами или «иномирянами» — раз-два и обчёлся: «Струд» Нила Эшера, «Тк’Тк’Тк» Дэвида Д. Левина, «Огни третьего дня» Алайи Дон Джонсон… Выделяется среди них блестящий «Остров» Питера Уоттса, но и он не столько о контакте с бесконечно далёким от человека иным разумом, сколько о всё тех же проклятых экзистенциальных вопросах смысла жизни и поиска Бога. Есть немного альтернативной истории («Бегство в другие миры с помощью научной фантастики» Джо Уолтона, «Пророк с острова Флорес» Теда Косматки). Немного рассказов, сосредоточенных на космогонии вымышленных миров: причудливая «Финистерра» Дэвида Моулза, стилистически изощрённый «Как стать повелителем Марса» Кэтрин Валенте, остроумный «Векторный алфавит межзвёздных путешествий» Юн Ха Ли, головоломный «Не хватает одного из наших ублюдков» Пола Корнелла. Классическая космоопера всего одна — «История «Злого» Джона Скальци, да и та примыкает к группе рассказов о разумных, «очеловеченных» компьютерах. Современным фантастам куда интереснее Земля, чем глубокий космос, а человек любопытнее инопланетян или демонов из иных измерений. И если вектор развития научной фантастики именно таков, каким его рисует антология, это открывает захватывающие перспективы для авторов и читателей.
Итог: обязательное чтение как для тех, кто пристально следит за происходящим на переднем фронте НФ, так и для новичков в фэнских рядах.
А судьи кто?
Дэвид Хартвелл и Патрик Нельсон Хейден — люди, давно известные в западном фантастическом книгоиздании. Дэвид — увы, ушедший от нас в сентябре прошлого года, — был критиком и редактором сотен фантастических романов (в том числе Грегори Бенфорда, Джина Вулфа и Роберта Сойера), составителем серии антологий «Лучшая научная фантастика», главным редактором журнала The New York Review of Science Fiction и трёхкратным обладателем «Хьюго» в редакторской номинации. Что касается Патрика, также трёхкратного лауреата «Хьюго», то он руководит отделом фантастики в издательстве Tor Books, а на досуге выпускает фэнзины, ведёт блог и играет на гитаре в рок-группе. «Лучшая фантастика XXI века» — единственная совместная работа Хартвелла и Хейдена.
Все эти гибриды, и постлюди, и бессмертные, боги и оцепеневшие троглодиты, заключённые в магические колесницы, недоступные их пониманию, — и никто не направил в нас коммуникационный лазер, чтобы сказать: «Привет, как дела?» — или: «Знаете что? Мы победили дамасский синдром!» — или даже: «Спасибо, ребята, так держать!»
Питер Уоттс «Остров»
удачно
актуальные темы
интересные и оригинальные идеи
стилистическое разнообразие
неудачно
нерешённые вопросы
чрезмерная сентиментальность многих текстов
Если вы нашли опечатку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
Филолог по образованию и книжный червь по призванию. В свободное от чтения и написания текстов время играет в ролевые игры живого действия и преподает исторические танцы. Иногда пишет под псевдонимом «Александра Королёва».
антологиянаучная фантастика
Показать комментарии ()
Подпишитесь на нашу рассылку!
Источник
© David G. Hartwell and Patrick Nielsen Hayden, 2013
© Перевод. К. С. Егорова, 2016
© Перевод. О. Э. Колесников, 2016
© AST Publishers, 2017
* * *
Вандана Сингх
Вандана Сингх родилась и выросла в Нью-Дели, а сейчас живет рядом с Бостоном и преподает физику в небольшом колледже штата. Ее научно-фантастические рассказы начали появляться в печати в 2002 году. О себе она говорит: «Быть признанным инопланетянином, который сочиняет научную фантастику, – интересный опыт; расстояние до родных берегов, несомненно, влияет на то, что и как я пишу».
«Бесконечности» впервые вышли в сборнике «Женщина, которая считала себя планетой», опубликованном в Индии в 2008 году. Действие многих рассказов Ванданы разворачивается в Индии, а также в будущем, на которое оказали влияние традиционные персонажи индийской литературы. Вандана говорит: «Физика – это способ смотреть на мир, один из моих самых важных объективов. Наука замечательна тем, что открывает нам подтекст физического мира. Иными словами, поверхностная реальность – это еще не все; мир полон скрытых историй, взаимосвязей, систем, и научный, а также литературный и психологический аспекты этой мультиструктурированной реальности завораживают меня». В этом рассказе о человеке, который любит математику, Сингх удалось передать нечто весьма редкое, как в нашем жанре, так и за его пределами: подлинное ощущение того, на что похоже изнутри математическое озарение, которое разбивает парадигмы. Сингх делает это, ни на секунду не забывая, что по ту сторону открытия мир остается прежним.[1]
Бесконечности
Для меня уравнение имеет смысл, только если выражает Божественную мысль.
Сриниваса Рамануджан, индийский математик (1887–1920)
Его зовут Абдул Карим. Он маленький худой человек, его манеры и внешность настолько выверены, что кажутся неестественными. Он ходит с очень прямой спиной; в его волосах и короткой за остренной бородке проглядывает седина. Когда он выбирается из дома, чтобы купить овощей, люди уважительно здороваются с ним. «Селям, господин учитель», – говорят они, или: «Намасте, господин учитель», – согласно своей религии. Они знают, что он преподает математику в муниципальной школе. Он живет здесь так долго, что повсюду встречает бывших учеников: водителя моторикши Рамдаса, который отказывается брать у него деньги; человека, который продает паан в будке на углу и никогда не напоминает учителю, что пора заплатить по счету (продавца зовут Имран, и он посещает мечеть намного чаще, чем Абдул Карим).
Все они знают Абдула Карима, доброго учителя математики, но у него есть секреты. Они знают, что он живет в старом желтом доме, со стен которого осыпается штукатурка, обнажая кирпич. На окнах висят выцветшие занавески, которые трепещут на ветру, открывая случайному прохожему благородную нищету: протертое покрывало на диване, деревянную мебель, изможденную, иссохшую и смирившуюся, как и все остальное, постепенно превращающуюся в пыль. Дом построен в старом стиле, внутренний двор вымощен кирпичом, за исключением круглой лакуны, где растет огромное дерево личи. Двор окружен высокой стеной, единственная дверь в ней ведет на пустырь, когда-то бывший огородом. Но заботившиеся о нем руки – руки матери Абдула Карима – теперь с трудом удерживают дрожащими кончиками пальцев горстку риса, чтобы поднести ко рту. Мать дремлет во дворе на солнце, пока сын возится в доме, вытирает и чистит, привередливо, словно женщина. У учителя – два сына, один – в далекой Америке, женат на гори биби, белой женщине, – кто бы мог подумать! Он не приезжает домой и пишет лишь несколько раз в год. Его жена шлет веселые письма на английском, которые учитель внимательно читает, водя пальцем по словам. Она рассказывает о его внуках, о бейсболе (похоже, это разновидность крикета), о планах приехать в гости, которые никогда не воплощаются в реальность. Ее письма кажутся ему столь же невероятными, как мысли о марсианах, но он чувствует в иностранных словах доброту, желание соприкоснуться. Его мать отказалась иметь что-либо общее с этой жен щиной.
У второго сына – бизнес в Мумбае. Он редко приезжает домой, но когда приезжает, привозит дорогие вещи – телевизор, кондиционер. Телевизор благоговейно накрыт вышитой белой накидкой, с него каждый день стирают пыль, но учитель не может заставить себя включить его. В мире слишком много проблем. От кондиционера у Абдула Карима случаются приступы астмы, поэтому он никогда им не пользуется, даже в удушающую летнюю жару. Сын для него – загадка; мать трясется над мальчиком, но учитель боится, что этот молодой человек превратился в незнакомца, что он занимается какими-то темными делами. У сына всегда при себе мобильный телефон, он постоянно звонит безымянным друзьям в Мумбай, весело хохочет, понижает голос до шепота, расхаживая по трогательно чистой гостиной. Хотя Абдул Карим никогда не признается в этом никому, кроме Аллаха, ему кажется, что сын ждет его смерти. Он всегда испытывает облегчение, когда сын уезжает.
Однако это домашние тревоги. Какой отец не тревожится о своих детях? Никого не удивит, что тихий, добрый учитель математики тоже беспокоится. Но люди не знают о его секрете, его одержимости, его страсти, которая делает Абдула Карима непохожим на других. Возможно, именно поэтому он всегда словно смотрит куда-то вдаль, всегда выглядит немного потерянным в жестоком земном мире.
Он хочет увидеть бесконечность.
Нет ничего удивительного в том, что учитель математики одержим числами. Но для Абдула Карима числа – камни в реке, ступени лестницы, которые уведут его (если будет на то воля Аллаха!) от неприглядной мирской повседневности в вечность.
В детстве ему часто что-то мерещилось. Силуэты, двигавшиеся на самом краю поля зрения. Кому из нас не казалось, что кто-то стоит справа или слева и убегает прочь, стоит повернуть голову? В детстве он думал, что это фаришты, ангелы, которые присматривают за ним. И он чувствовал себя защищенным, любимым, лелеемым великим, доброжелательным, невидимым присутствием.
Однажды он спросил мать: «Почему фаришты не хотят остаться и поговорить со мной? Почему всегда убегают, когда я поворачиваю голову?»
Он был ребенком и не понял, почему, услышав этот невинный вопрос, мать отвела его к знахарю. Абдул Карим всегда боялся лавки знахаря, стены которой были сверху донизу увешаны старыми часами. Часы тикали, и гудели, и жужжали, а еще был чай в щербатых чашках, и вопросы о духах и одержимости, и горькие травы в древних бутылочках, где словно томились джинны. Мальчику дали амулет, который следовало носить на шее, и велели каждый день читать суры из Корана. Он сидел на краешке потертого бархатного стула и дрожал; после двух недель лечения, когда мать спросила про фаришт, он ответил: «Они ушли».
Это была ложь.
Моя теория тверда как камень, любая стрела, выпущенная в нее, быстро вернется к лучнику. Почему я в этом уверен? Потому что много лет изучал ее со всех возможных сторон; потому что рассмотрел все возражения, когда-либо выдвинутые против бесконечных чисел; и в первую очередь потому, что проследил ее корни, можно сказать, к первой безошибочной причине всего сотворенного.
Георг Кантор, немецкий математик (1845–1918)
В конечном мире Абдул Карим думает о бесконечности. Он встречал различные бесконечности в математике. Если математика – язык природы, значит, в окружающем нас физическом мире тоже существуют бесконечности. Они смущают нас, потому что люди – ограниченные создания. Наша жизнь, наша наука, наша религия – все они меньше Вселенной. Бесконечна ли Вселенная? Возможно. В нашем понимании – вполне может быть.
В математике есть последовательность натуральных чисел, шагающих, словно крошечные целеустремленные солдаты, в бесконечность. Но Абдул Карим знает, что существуют и менее очевидные бесконечности. Нарисуйте прямую, отметьте на одном конце ноль, а на другом – цифру один. Сколько чисел поместится между нулем и единицей? Если начнете считать прямо сейчас, будете считать до тех пор, пока Вселенной не наступит конец, и даже не приблизитесь к единице. По пути вам встретятся рациональные числа и иррациональные, а главное, трансцендентные. Трансцендентные числа – самые удивительные: их нельзя получить из целых чисел путем деления или решения простых уравнений. Однако в последовательности одноразрядных чисел встречаются непроходимые заросли трансцендентных: это самые плотные, самые многочисленные из всех чисел. Они появляются, лишь когда вы берете определенные отношения, например, длины окружности к ее диаметру, или складываете бесконечное число слагаемых в ряду, или преодолеваете бессчетное множество членов последовательностей бесконечных непрерывных дробей. Самое знаменитое из них, конечно, пи, 3,14159…, в котором после десятичной запятой следует бесконечное число неповторяющихся цифр. Трансцендентные числа! В их вселенной бесконечностей больше, чем мы можем себе представить.
В конечности – в маленьком отрезке числовой прямой – кроется бесконечность. Какая глубокая, красивая идея, думает Абдул Карим. Возможно, в нас тоже есть бесконечности, целые вселенные бесконечностей.
Простые числа также занимают Абдула Карима. Атомы целочисленной арифметики, избранники, из которых складываются все остальные целые числа, как буквы алфавита складываются в слова. Существует бесконечное множество простых чисел, и они достойны считаться алфавитом самого Бога…
Как невыразимо загадочны простые числа! Кажется, они случайно разбросаны по численной последовательности: 2, 3, 5, 7, 11… Нет способа предсказать следующее число без проверки. Ни одна формула не даст все простые числа. И тем не менее им присуща таинственная регулярность, которую не смогли уловить величайшие математики мира. Замеченная Риманом, но так и не доказанная, эта упорядоченность столь глубока, столь совершенна, что мы пока не готовы ее понять.
Поиск бесконечности в очевидно конечном мире – можно ли найти более благородное занятие для человека, особенно такого, как Абдул Карим?
В детстве он расспрашивал взрослых в мечети: «Почему говорят, что Аллах одновременно един и бесконечен?» Повзрослев, прочел труды Аль-Кинди и Аль-Газали, Авиценны и Икбала, но его беспокойный ум так и не нашел ответов. Большую часть своей жизни он считал, что ключ к глубочайшим тайнам кроется не в философских спорах, а в математике.
Знают ли его постоянные спутники, фаришты, ответ, который он ищет? Иногда, заметив одну краем глаза, он молчаливо задает вопрос. Не оборачиваясь. Верна ли гипотеза Римана?
Молчание.
Являются ли простые числа ключом к пониманию бесконечности?
Молчание.
Существует ли связь между трансцендентными и простыми числами?
Нет ответа.
Но изредка – намек на голос, тихий шепот звучит в его сознании. Абдул Карим не знает, проделки ли это его разума или нет, потому что не может разобрать слов. Он вздыхает и снова погружается в исследования.
Он читает о простых числах в природе. Узнает, что распределение расстояний между энергетическими уровнями возбужденного ядра урана вроде бы соответствует распределению расстояний между простыми числами. Он лихорадочно листает страницы статьи, изучает графики, пытается понять. Как странно, что Аллах оставил подсказку в недрах атомного ядра! Абдул Карим плохо знает современную физику – и совершает набег на библиотеку, чтобы познакомиться со строением атомов.
Его воображение несется вскачь. Размышляя о прочитанном, он начинает подозревать, что, возможно, материя бесконечно делима. Он одержим идеей, что не существует такого понятия, как элементарная частица. Кварк состоит из преонов. Возможно, сами преоны состоят из еще более мелких частиц. Нет предела тонкой структурированности материи.
Это намного приятней мысли о том, что где-то процесс останавливается, что существует некий допреон, который состоит только из самого себя. Насколько фрактально разумней, насколько красивей материя из бесконечных вложенных ячеек.
В этом есть симметрия, которая приятна Абдулу Кариму. В конце концов, бесконечность проявляется и в очень больших вещах. Нашей Вселенной, которая постоянно и, очевидно, безгранично расширяется.
Он обращается к работе Георга Кантора, которому хватило смелости формализовать математические исследования бесконечности. Абдул Карим старательно корпит над математикой, водя пальцем по каждой строке, каждому уравнению в пожелтевшем учебнике, лихорадочно делая карандашные пометки. Это Кантор обнаружил, что некоторые бесконечные множества более бесконечны, чем другие, – что в бесконечности существуют пласты и ярусы. Посмотрите на целые числа: 1, 2, 3, 4… Это бесконечность, но более низкого порядка, нежели бесконечность действительных чисел: 1,67, 2,93 и так далее. Можно сказать, что множество целых чисел обладает порядком алеф-ноль, в то время как множество действительных чисел – порядком алеф-один, подобно иерархическим рангам королевских придворных. Вопросом, который мучил Кантора и в конечном итоге стоил ему рассудка и жизни, была континуум-гипотеза, утверждающая, что не существует бесконечных множеств чисел с порядком между алеф-ноль и алеф-один. Иными словами, алеф-один следует сразу за алеф-ноль, и не существует промежуточного ранга. Но Кантор не смог это доказать. Он разработал математику бесконечных множеств. Бесконечность плюс бесконечность равно бесконечность. Бесконечность минус бесконечность равно бесконечность. Однако континуум-гипотеза осталась за пределами его досягаемости.
Абдулу Кариму Кантор кажется картографом в странном новом мире. Здесь скалы бесконечности нескончаемо тянутся к небу, а Кантор – крошечная фигурка, затерявшаяся в этом великолепии, словно муха на краю пропасти. Но какая отвага! Какой дух! Дерзнуть классифицировать бесконечность…
Исследования приводят Абдула Карима к статье математиков Древней Индии. Они использовали особые слова для больших чисел. Один пурви, единица времени, равнялся семистам пятидесяти шести тысячам миллиардов лет. Одна сирсапрагелика – восьми целым четырем десятым миллионов пурви, возведенных в двадцать восьмую степень. Для чего им понадобились столь большие числа? Какие они видели горизонты? Что за дивная самонадеянность овладела ими, чтобы они, слабые создания, мечтали в таких масштабах?
Однажды он говорит об этом своему другу, живущему поблизости индусу по имени Гангадхар. Руки Гангадхара замирают над шахматной доской (в разгаре традиционная еженедельная партия), и он цитирует Веды: «Из Бесконечного возьми Бесконечное, и – смотри! – останется Бесконечность…»
Абдул Карим поражен. Его предки на четыре тысячелетия опередили Георга Кантора!
Эта любовь к науке… эти любезность и снисходительность, которые Господь проявляет к сведущим, быстрота, с которой он оказывает им защиту и поддержку в разрешении неясностей и устранении сложностей, подвигли меня на краткий труд по использованию аль-джебр и аль-мукабала для вычислений, наиболее простых и полезных в арифметике.
Аль-Хорезми, арабский математик VIII века
Источник
