Системы рэб хибина витебск ртуть и краснуха

Военная повесть «По прозвищу Матрос»
Глава 7
Матрос с каждым днём убеждался, что в июне четырнадцатого принял правильное решение. Двадцать лет он приспосабливался к обстоятельствам, пытаясь выжить в капиталистическом мире, который так неожиданно образовался в девяносто первом году. За эти годы он встречал разных людей. Одни, не добившись ничего, рассказывали, что кто-то виноват в их бедах, вторые не справлялись с упавшей на них властью и унижали первых, а третьи жили в своем мире, пытаясь не замечать ни первых, ни вторых. Именно они составили костяк сопротивления.
Боец смотрел на тех, кто говорил: «У меня семья, которую надо кормить», — и испытывал к ним презрение, ведь никто из них не думал, что кормить будет некого и нечем, если война будет проиграна. Матрос видел, что подавляющее большинство уповало на мир, говоря, что война —  не выход из такой ситуации. После всех тех смертей, с которыми он столкнулся за месяц войны, для него было оскорблением слышать что-то подобное, ведь как раз из-за тех, кто спрятался, война не закончилась до сих пор. Никто бы не посмел нападать на Донбасс, если бы на защиту Родины стали все вместе и каждый в отдельности, а не десять процентов отчаянных мужиков, которым противна даже мысль о том, что сюда придёт кто-то и будет рассказывать, на каком языке нужно разговаривать.
«Всё происходит с немого согласия равнодушных, – был убеждён Матрос. – Они убегают и прячутся. Они будут прятаться и тогда, когда будут насиловать их жён и детей, убивать родителей и близких».
– Говорят, Мариновку уже зачистили.
– Они так каждый раз говорят, а потом мы в самый ад попадаем.
– Нужно забрать брата, — сказал Матрос.
– Да, я понимаю.
Бойцы ехали в сторону Мариновки по еще не остывшим следам боёв. В воздухе витал запах разрухи, напоминающий о том, что это были только ворота в ад.
– Мужики, это самоубийство, – сказал Вэл.
– Мы не укры. Своих на поле боя не бросаем, — парировал Матрос.
Подобные фразы среди ополчения звучали довольно часто.   Матрос очень ответственно и трепетно относился к обряду захоронения. Так его научили родители. Предание тела воина земле было последней данью уважения за подвиг во имя родины, а бросить тело погибшего на поле боя было подобно предательству.
– Представь, погиб ты, а твоей могилы нет. Или она просто пуста. И никто не знает, где ты лежишь и гниёшь. И родные не могут с тобой даже попрощаться, – сказал Матрос и развеял последние сомнения своих товарищей.
– Будем надеяться, что в Мариновке и правда уже чисто.
Бойцов встречали разрушенные дома и выжженная земля. В радиусе километра не было ничего живого. Машина свернула с главной улицы в переулок и двинулась на окраину поселка. Дорога была усеяна осколками и большими ветками деревьев. Добравшись до места вчерашнего сражения, ополченцы выбрались из машины и уже через несколько минут нашли боевого товарища.
На вечерней перекличке отсутствовал ополченец с позывным «Санта». Он лежал около БТРа, вглядываясь в небо глазами, в которых уже не было жизни. Когда начался миномётный обстрел, он хотел спрятаться в подвале, но не успел. Осколок угодил ему в самое сердце, отправив в небытие ещё одного из сыновей своей Отчизны.
– Покойся с миром, брат, – произнёс Матрос и прикрыл глаза товарища, которого так и не успел хорошо узнать.
Как только он начинал тесно общаться с кем-то из бойцов, они покидали этот свет. Матросу больно было осознавать такую печальную закономерность. Тяжело терять друзей. Они были хорошими людьми и могли прожить длинную и интересную жизнь: создать семьи, завести детей, вырастить их, добиться успехов в каких-то областях, а затем встретить счастливую старость. Тяжело смотреть, как уходят лучшие. Но больнее осознавать, что уйдут ещё многие, а быть может, и сам Матрос. Мысль о том, что смерть удалось обмануть уже трижды, не давала бойцу покоя.
«Вечно везти не может».
Санту бережно завернули в ткань и положили в машину.
«Вероятность выжить в каждом новом бою всё меньше».
Матрос пообещал себе, что будет держаться на расстоянии с каждым, чтобы в случае чего не так тяжело было переносить утрату.
Вокруг было тихо. Бойцы собирали оставшиеся боеприпасы, а Матрос сидел в машине и смотрел вдаль. Чувство страха и честь боролись в нём постоянно. Страх порой затмевал разум, но честь была в сердце и побеждала каждый раз, когда возникала мысль вернуться домой.
«А где сейчас твой дом? Куда ты вернёшься?» — спрашивал себя боец.
Матрос не любил делать что-либо наполовину и если брался за что-то, то всегда доводил до конца. А сейчас на кону поставлено было очень многое, чтобы вернуться домой без победы и уж тем более потерпеть поражение в освободительной войне.
«Тебе некуда вернуться. Ты можешь только сбежать».
Страх!.. Ему было страшно больше никогда не увидеть свою семью. Он боялся, что навсегда распрощался с ними. Но ещё страшнее была мысль о том, что ополчение потерпит поражение, и тогда всей его семье придётся бежать. Именно этот страх и двигал им. Именно этот страх говорил о том, что он всё делает правильно и никто не смеет его осуждать.
В посёлке было тихо. Тишина казалась глубокой и неестественной.
– Как-то слишком тихо. Не бывает так, — сказал Матрос.
– Ты становишься параноиком, — спокойно ответил Вэл.
Бойцы уже сели в машину, и водитель начал заводить мотор, как вдруг вдалеке послышались залпы гаубиц, и первый из снарядов упал в нескольких десятках метров от машины.
Никто не хотел умирать. Каждый верил, что вернётся домой целым и невредимым, хотя каждая секунда на фронте может стать последней.
– Дави в пол! Поехали! – крикнул Матрос.
– Жму! – крикнул водитель.
Машина взревела, понеслась изо всех сил. И в тот же момент приземлился следующий снаряд, но уже на десять метров ближе.
– Блин, дави сильнее, скоро будет по нам, – кричал Матрос.
– Больше она не выжимает.
– Твою мать!
 Тяжёлая артиллерия работала прямой наводкой. И несложно было догадаться, что через два или три снаряда будет попадание по машине.
– Ну, сильнее же!
– Матрос, она быстрее не едет.
Бойцы смотрели на приближающееся облако пыли и разлетающиеся во все стороны куски снарядов. Третий снаряд догонял машину, а четвёртый уже царапал её осколками.
«Следующий по нам», – подумал Матрос и вспомнил лица своих близких и то, как он обнимал родных в Донецке. Это было словно вчера. Они были с ним. Так близко. Так глубоко. В самом сердце.
Бежать было некуда: дорога вела по прямой, а выжать больше восьмидесяти километров из отечественного авто было невозможно. Бойцы напряглись и приготовились встретиться со Всевышним. Матрос закрыл глаза. Перед ним промелькнули  все те моменты жизни, когда он был счастлив.  Ополченец увидел рождение дочери, отдых в Черногории, бриллиантовые серьги для жены и… пулеметную очередь в БРТ в Славянске.
Прошло несколько мгновений, а потом целая минута. Ещё одного залпа никто не услышал. Огонь прекратился.
«4-0», — подытожил Матрос.
Бойцы, словно герои боевика, вырвались из-под шквального огня, отделавшись легкими царапинами на машине. Это была ещё одна маленькая победа обычных людей над смертью в этой большой и несправедливой войне.
Позже Матрос видел, как «Грады» со стороны ополчения летели в сторону Мариновки. Откуда появилось такое огромное количество систем залпового огня, Матрос мог лишь догадываться, но спустя несколько дней посёлок окончательно перешел в руки армии ДНР. Теперь от границы с Россией ополчение отделяла лишь Кожевня.